Как все начиналось или же "Долгожданная пустота", как угодно.

[Julchen_Riddle]

Мы выключим свет, сядем напротив.
Твои пальцы щёлкают зажигалкой.
Мы вроде бы рядом, но как-то выходит,
Что хочется большего невероятно.
И всё, что вокруг, нас не заботит,
Ты отдаёшься мне без остатка.
Твоя улыбка страшно заводит,
И становится простой и понятной.

При ближайшем рассмотрении вывод о том, что Кристофер совершенно не во вкусе Гвендаллин, можно было переосмыслить. Точнее - нужно было.

- Давай куртку.

Голос его звучал как-то тихо и невнятно, Гвендаллин подняла на него взгляд и резко переспросила:

- А? Что?

Сейчас всё, что он говорил, было невероятно важным. Должно было быть. Но вырвать себя из мыслей оказалось не так просто, как хотелось бы.

- Куртку, говорю, давай.

В его голосе - спокойствие и умиротворённость, полная противоположность ей. В его взгляде - уверенность, на губах улыбка. Становится почти понятно, что в нём находят девушки. Главное сейчас - это не оказаться одной из тех, кто повёлся на всё это.

Гвендаллин не видела совершенно ничего предосудительного в том, чтобы выпить с Кристофером. Даже несмотря на то, что до этого вечера они ещё ни разу не общались и даже не были знакомы лично. Даже несмотря на то, что за ним плотно держался статус ловеласа и аморального ублюдка. Сейчас всё это не имело значения, потому что предложение Криса Гвендаллин воспринимала как подарок судьбы.

Ещё пару часов назад она не знала, что делать дальше и куда идти. Сидя в одиночестве на скамейке она плакала навзрыд, и всё, чего ей хотелось - это оказаться где-нибудь не здесь и кем-нибудь не собой. Где-нибудь, где не будет так холодно. Кем-нибудь, кто не будет так сломан.

До этого она, конечно, слышала слово "безысходность", но и представить не могла, что эта сама безысходность может настичь её. Что эта самая безысходность окажется такой всеохватывающей. Казалось, что даже небо против неё. Казалось, что это конец, край, обрыв.

И вот, в тот самый момент, когда Гвендаллин мысленно собралась сбросить свою жизнь в овраг, появился Кристофер, который поймал её. Появился Кристофер, который по воле случая именно в это время возвращался через парк домой с тренировок по баскетболу.

Гвендаллин не испытывала ничего. Ни удивления, ни страха, ни эйфории. Пустота да и только. Залить эту пустоту алкоголем было заманчивой идеей, и она решилась. Раз уж плыть по течению, то почему не до самого конца?

- Гвен, ты...

В этот раз она среагировала молниеносно. В этот раз она возразила весьма твёрдо:

- Не Гвен. Гвендаллин.

Была в этой какая-то остервенелость, какое-то леденящее отчаяния, от которого становилось не по себе, и Кристофер вдруг рассмеялся, сам толков не понимая, почему.

- Так официально! Слишком официально для девушки, у которой я собирался спросить, что она предпочитает - вино или пиво.

В его голосе не было слышно ни малейшего упрёка, напротив - он сказал это мягко, весело. Но Гвендаллин почему-то ощутила себя пристыженной и уязвлённой, отсюда в ней появилась какая-то безусловная необходимость оправдать себя.

- Прости, я просто не люблю это "Гвен". Звучит так, будто я чья-то седая тётушка за пятьдесят, которая всё своё время вяжет и печёт овсяное печенье. Гвендаллин - ещё куда ни шло, сносно. А из алкоголя - пиво. Терпеть не могу вино.

Кристофер усмехнулся её сравнению:

- Шутить можешь - не всё потеряно. Ладно. Я пока исследую запасы, а тебе бы умыться сходить. Первая дверь прямо по коридору - ванная.

Холодная вода более-менее привела Гвендаллин в чувство, и теперь затея выпить с Кристофером не казалось такой уж хорошей. Инстинкты во всю вопили:

"Беги, беги отсюда, добром это не кончится!"

Разум же готов был оспорить этот побег:

"Ну и что он тебе сделает, этот Кристофер? Напоит и трахнет? А не всё ли равно теперь?"

Гвендаллин вышла в кухню.

- А не всё ли равно теперь?

Кристофер занимался тем, что выставлял на стол жестяные банки пива из холодильника.

- Что ты сказала?

И вдруг Гвендаллин почувствовала себя совершенно невменяемой. Она понятия не имела, как так получилось, что фраза, эхом отдающаяся в висках, оказалась произнесённой вслух.

- Я говорю: а не всё ли равно теперь - пиво или вино?

Они присели по разные стороны круглого стола из красного дерева, не имеющего скатерти. До того, как Крис достал пиво, стол был вообще абсолютно пуст и гол. "Прямо как я", - с горечью заметила Гвендаллин.

- Вот мы какие. Пить с едва знакомым парнем посреди недели, когда завтра в школу, ещё и алкоголь мешать. Зачётно.

Гвендаллин пожала плечами. Они одновременно открыли по банке пива. После недолгого молчания, Крис попытался завести хоть какой-то разговор:

- Странно, что ты не любишь вино. От него же все тёлки тащатся.

Гвендаллин моментально вспыхнула, а значит, тема была подобрана удачно. Она с грохотом опустила банку на стол и возмутилась:

- Эй, блин, я не тёлка!

Кристофер в очередной раз усмехнулся, сделал размеренный глоток и совершенно спокойно, но с заметной издёвкой в голосе, продолжил:

- Ещё скажи "Я вообще не такая, как все!"

Совершенно неожиданно - в первую очередь неожиданно для себя - она искренне и широко улыбнулась, а потом, опустив взгляд в стол и заметно погрустнев, ответила:

- Да нет, самая примитивная, приземлённая и поверхностная.

Осознав, что надавил на болевую точку, Кристофер сразу же попытался выкрутиться из положения, казавшимся неловким:

- Так это не так уж и плохо. На этом свете мы для того, чтобы жить как люди, а не пытаться играть в Богов.

Фраза Криса была банальной и простой, но Гвендаллин она безумно зацепила. Потекла спокойная размеренная беседа обо всём на свете; опустошались пивные банки. В какой-то момент Гвендаллин с удивлением отметила для себя, что рядом с Кристофером ей комфортно. А несколькими моментами позже она поняла, что безумно хочет его поцеловать....

*
Гвендаллин тя­жё­ло ды­шит, вце­пив­шись в бе­лую про­стынь ко­рот­ки­ми ног­тя­ми, вы­кра­шен­ны­ми в при­выч­но-чёрный. Лак обо­драл­ся, ног­ти об­ло­ма­лись, - какая-нибудь одноклассница осуж­да­ю­ще поцо­ка­ет язы­ком, ко­гда уви­дит; да, опре­де­лён­но, так оно и бу­дет. И рас­спро­сы о слиш­ком лич­ном, и тон­кие мен­то­ло­вые си­га­ре­ты, и де­ви­чий за­ли­ви­стый смех - всё это обя­за­тель­но бу­дет се­го­дня в школе, ведь именно так у них заведено.­

И толь­ко сей­час Гвендаллин ду­ма­ет - а нуж­но ли это всё или, мо­жет, к чер­ту? Она то за­кры­ва­ет гла­за, жму­рит­ся по­чти бо­лез­нен­но, то, на­про­тив, от­кры­ва­ет их очень ши­ро­ко и в по­то­лок смот­рит пу­стым взгля­дом. Пу­стым взгля­дом, ко­то­рый, ка­жет­ся, на­со­всем от­учил­ся от­ра­жать её эмо­ции, как ко­гда-то дав­но.

Крис на­ви­са­ет над ней чем-то про­зрач­ным, нере­аль­ным и, она го­то­ва бы­ла бы по­клясть­ся - со­вер­шен­но неося­за­е­мым, но вме­сто это­го при­тя­ги­ва­ет его к се­бе за шею, чтобы до бес­па­мят­ства впить­ся в его тон­кие и по­че­му-то блед­ные гу­бы. Крис не мо­жет быть гру­бым по од­ной про­стой при­чине - он слиш­ком при­зрач­ный, чтобы, к при­ме­ру, силь­но вда­вить в дверь/сте­ну/кро­вать и ку­сать гу­бы до кро­ви. Его при­кос­но­ве­ния по­чти неощу­ти­мые, чтобы ими мож­но бы­ло при­чи­нять боль.

Но та­кой рас­клад устра­и­ва­ет Гвендаллин; и да­же бо­лее чем. Устра­и­ва­ет по­то­му, что за­ве­до­мо устра­ня­ет ас­со­ци­а­ции с те­ми, от ко­го она сбе­жа­ла к нему. Устра­и­ва­ет по­то­му, что поз­во­ля­ет хо­тя бы эти несколь­ко ча­сов не ду­мать о том, что сво­дит с ума. Гвендаллин сла­бая, и это, чест­но го­во­ря, при­скорб­но. Она це­лу­ет Кристофера глу­бо­ко; тер­за­ет его язык сво­им дол­го-дол­го, по­то­му что обо­жа­ет це­ло­вать­ся. По­то­му что хо­чет до­ка­зать се­бе что-то.



Где-то в середине действа, когда Гвендаллин рвано дышит, уставившись в потолок, Кристофер гладит её по лицу и произносит одними губами:

- Венди.

Приходится перевести взгляд на него, хотя дико не хочется и дико сложно. С чего он вообще решил сказать что-то - одному Богу известно.

- Не поняла.

Их взгляды встречаются, Кристофер наклоняется к её уху и шепчет:

- Гвендаллин - слишком длинно. Я буду звать тебя Венди.

А по­том всё за­кан­чи­ва­ет­ся. Не од­новре­мен­но - ко­неч­но, нет. Гряз­но-по­шлая Венди, уме­ю­щая стро­ить из се­бя невин­ную жерт­ву об­сто­я­тельств, обыч­но до­сти­га­ет ор­газ­ма рань­ше, и всё остав­ше­е­ся вре­мя смот­рит в по­то­лок. Сейчас ей ка­жет­ся, что она вы­учи­ла этот по­то­лок на­изусть: каж­дую ца­ра­пин­ку, впа­дин­ку, неров­ность. Фо­то­гра­фи­че­ская па­мять. Го­во­рят, это по­лез­но.

Кристофер нере­аль­ный. Буд­то не из это­го ми­ра, ка­кой-то незна­ко­мый и очень да­лё­кий. Но это толь­ко до тех пор, по­ка Вен­ди тя­же­ло ды­шит под ним. Но это толь­ко до тех пор, по­ка их те­ла на­хо­дят­ся в пол­ном еди­не­нии. А по­том Крис вновь пре­вра­ща­ет­ся в жи­во­го пар­ня. Пар­ня, ко­то­рый уме­ет го­во­рит, слу­шать, улы­бать­ся и шу­тить да­же - вот че­го она от него точ­но не ожи­да­ла.

Он, ока­зы­ва­ет­ся, да­же уме­ет уса­жи­вать её к се­бе на ко­ле­ни и спра­ши­вать:

- Что у те­бя там бы­ло с тем парнем?

Тем парнем. Гвендаллин про себя даже поражается, что так и не сказала Кристоферу его имени. Да и имеет ли имя значение? Гвендаллин-Венди жму­рит­ся, взды­ха­ет глу­бо­ко, со­би­ра­ясь с мыс­ля­ми и на­чи­на­ет рас­ска­зы­вать:

- Мы по­зна­ко­ми­лись с ним пол­го­да на­зад. Ле­том. На од­ной из мно­го­чис­лен­ных в то вре­мя впи­сок.

Крис слу­ша­ет, пе­ре­би­рая её во­ло­сы. Крис слу­ша­ет, гля­дя ей в гла­за. Их ли­ца близ­ко друг к дру­гу; воз­мож­но, да­же слиш­ком близ­ко - Гвендаллин го­во­рит Крису в гу­бы, го­во­рит дол­го, за­пи­на­ясь, ме­няя ин­то­на­цию. По­то­му что она все­гда всё пом­нит - чуть ли не до мель­чай­ших де­та­лей. И объ­я­тия с по­це­лу­я­ми, ко­то­рые те­перь ка­жут­ся чу­жи­ми, и гла­за зе­лё­ные, и мно­го-мно­го ал­ко­го­ля, ко­то­рый, по су­ти, дол­жен был по­мочь из­ба­вить­ся от оби­лия лиш­них по­дроб­но­стей.

Но не по­мог по­че­му-то. Вен­ди го­во­рит Крису в гу­бы. Вен­ди го­во­рит:

- ... Вре­ме­на­ми он по­че­му-то ка­зал­ся мне на­сто­я­щим. Не дол­го, прав­да. А по­том - я сно­ва зли­лась; зли­лась на се­бя, на него, на всё.

Кристофер ло­вит её ды­ха­ние. Кристофер при­жи­ма­ет её к се­бе, по­ло­жив ру­ку на спи­ну. Про­во­дя паль­ца­ми по по­зво­ноч­ни­ку. Он - её лич­ный недо­пси­хо­лог в со­мкнув­ших­ся сте­нах кух­ни. Он - то, что ей на дан­ной мо­мент не то, что нуж­но - необ­хо­ди­мо да­же, слов­но гло­ток воз­ду­ха. И всё, что ему нуж­но де­лать - при­ка­сать­ся. И всё, что ему нуж­но де­лать - за­да­вать на­во­дя­щие во­про­сы.

- И что по­том?

Гвендаллин опять жму­рит­ся. Она все­гда жму­рит­ся ко­гда ду­ма­ет о том, о чём ей ду­мать не хо­чет­ся. Она все­гда жму­рится, ко­гда пе­ред гла­за­ми так от­чёт­ли­во всплы­ва­ют кар­ти­ны про­шло­го; пря­мо по­верх ли­ца Криса, ко­то­рый, тем вре­ме­нем, сно­ва ста­но­вит­ся про­зрач­ным и при­зрач­ным. Нере­аль­ным, нена­сто­я­щим.

- Иг­но­ри­ро­вал. Гос­по­ди, как я нена­ви­жу, ко­гда иг­но­ри­ру­ют. Я, ко­неч­но, по­ни­маю, что я не иде­аль­на, но...

- Ти­хо. Вот на этом ме­сте те­бе нуж­но за­мол­чать.

Ука­за­тель­ный па­лец Креиса ло­жит­ся на ниж­нюю гу­бу Вен­ди, при­зы­вая пре­рвать рас­сказ. Она смот­рит ему в гла­за - смот­рит так вни­ма­тель­но, как толь­ко мо­жет. А по­том - ещё один по­це­луй, на­пол­нен­ный вре­мен­ным за­бве­ни­ем. Крис сжи­ма­ет Вен­ди в объ­я­ти­ях, его при­кос­но­ве­ния впер­вые на её па­мя­ти де­ла­ют­ся ося­за­е­мы­ми. По-на­сто­я­ще­му ося­за­е­мы­ми и да­же мощ­ны­ми. А по­це­луй - тот по­це­луй был глуб­же, чем те, что бы­ли рань­ше.

Мо­жет, де­ло в том, что об­на­же­ние душ сбли­жа­ет го­раз­до боль­ше, чем об­на­же­ние тел? Мо­жет, де­ло в том, что и Кристоферу она до­се­ле ка­за­лась при­зрач­ной и нере­аль­ной? Гвендаллин не знает. Вен­ди не зна­ет. Она за­ры­ва­ет­ся паль­ца­ми в его во­ло­сы, она по­да­ёт­ся ему на­встре­чу. По­це­луй со вку­сом го­ре­чи утрен­не­го ко­фе. По­це­луй со вку­сом ни­ко­ти­на. По­це­луй, ко­то­рый опре­де­лён­но сно­ва ве­дёт в по­стель.

Ком­на­та вновь на­пол­ня­ет­ся их вздо­ха­ми, сли­ва­ю­щи­ми­ся в уни­сон. Ком­на­та вновь на­пол­ня­ет­ся ощу­ще­ни­ем сна.

А по­том Вен­ди го­во­рит, уткнув­шись в пле­чо Крису. Она го­во­рит:

- Нет, се­го­дня я не смо­гу пой­ти в шко­лу.

Она го­во­рит:

- Слиш­ком мно­го на ме­ня сва­ли­лась за од­ну ночь.

И Кристофер, гла­дя её по во­ло­сам, от­ве­ча­ет:

- А я и не со­мне­вал­ся, про­гуль­щи­ца.

Воз­мож­но, эта неж­ность, с ко­то­рой он се­го­дня к ней от­но­сит­ся - че­рес­чур лиш­няя, непра­виль­ная, не име­ю­щая пра­ва на су­ще­ство­ва­ние. Воз­мож­но, эта неж­ность - оче­ред­ной об­ман, спо­соб удер­жать ря­дом, а по­том рас­топ­тать остат­ки боль­но­го серд­ца.

Но Гвендаллин даже не боится. Вен­ди не бо­ит­ся. Она под­став­ля­ет шею для по­це­лу­ев. Она под­став­ля­ет шею для за­со­сов. Кристофер ста­но­вит­ся всё ре­аль­нее с каж­дой се­кун­дой. И его си­лу­эт, об­раз, го­лос и сло­ва - всё от­пе­ча­ты­ва­ет­ся в ней. За­по­ми­на­ет­ся. Фик­си­ру­ет­ся. Фо­то­гра­фи­че­ская па­мять. Го­во­рят, это по­лез­но.

Ко­гда они про­ща­ют­ся, у Вен­ди бо­лят гу­бы. Ко­гда они про­ща­ют­ся, она при­жи­ма­ет­ся к нему, ста­ра­ясь сде­лать это так, чтобы те­ла ока­за­лись да­же бли­же, чем обыч­но. Как буд­то бли­же мо­жет быть воз­мож­но. И Крис, со­мкнув ру­ки у неё за спи­ной, го­во­рит:

- Не за­мёрз­ни.

Глу­пое и ни­че­го не зна­ча­щее "Не за­мёрз­ни", но да­же в нём ей по­че­му-то слы­шат­ся от­го­лос­ки за­бо­ты. За­бо­ты, о ко­то­рой она во­об­ще за­бы­ла. За­бо­ты, в ко­то­рую она не хо­чет ве­рить, от­пус­кая Кристофера. На по­сле­док она вды­ха­ет за­пах. Его за­пах, ко­то­рый име­ет все шан­сы стать род­ным, ведь это так ма­нит, пья­нит и сво­дит с ума - смесь утрен­не­го ко­фе, ноч­ных си­га­рет и ве­чер­не­го оде­ко­ло­на. Ведь это до безу­мия при­ят­но впи­ты­вать.

И она вы­хо­дит за дверь. Вы­хо­дит, не имея пред­став­ле­ния, вер­нёт­ся ли ещё. Все сло­ва, мыс­ли и чув­ства, ка­жет­ся, за­стря­ли в гор­ле. Всё лиш­нее, ка­жет­ся, по­ки­ну­ло её, оста­вив вме­сто се­бя пу­сто­ту.

Дол­го­ждан­ную пу­сто­ту.